Из Акутагавы:

Если взять другие изображения мук ада, то надо сказать вот что: то, что нарисовал Ёсихидэ, не похоже на картины других художников, прежде всего, как бы это сказать, по расположению. В углу на одной створке мелко нарисованы десять князей преисподней, а по всему остальному пространству бушует такое яростное пламя, что можно подумать, будто пылают меч-горы, поросшие нож-деревом. Только кое-где жёлтыми или синими крапинками пробивается китайская одежда адских слуг, а так, куда ни кинь взгляд, всё сплошь залито алым пламенем, и среди огненных языков, изогнувшись, как крест мандзи, бешено вьётся чёрный дым разбрызганной туши и летят горящие искры развеянной золотой пыли.

(с) "Муки ада"

---

...

Те розы, которые едва-едва не расцвели в январе-феврале - их посрезали. Но они отросли заново - ещё краше - и цветут сейчас.

Яркие...

---

...

Так и не случилось у нас грозы в мае.



Жду дальше.

---

Кроме прочего...

...знакомился во время вынужденного отшельничества с Пу Сун-лином.

Очень впечатлился.



Специально выписал один маленький характерный рассказ.



Семьи разбойников



В годы "Покорного Небу правления" в уездах Тэн и И из десяти человек семеро были разбойниками. Правитель области не решался арестовывать их.

Потом, когда область получила наконец успокоение, начальник выделил разбойников в особые разбойничьи дворы, и каждый раз, как им случалось тягаться на суде с честными людьми, он пускался на все уловки, чтобы только поддержать их "левым плечом". Он всё боялся, как бы они снова не забушевали.

После этого всякий приходивший с жалобой старался говорить, что он из разбойничьей семьи, а обвиняемый усердно доказывал, что это неправда. И каждый раз, как обе стороны начинали излагать своё дело, то — откладывая в сторону разговор о том, кто виноват, кто прав, — прежде всего бросались всячески выяснять, кто из них настоящий разбойник, и кто — не настоящий. При этом надоедали секретарю, чтобы он проверял записи.

В это время в помещениях канцелярии правителя было много лисиц, и его дочь сама попала в наваждение. Призвали знахаря. Тот явился, написал талисман, схватил лиса, всунул его в кувшин и хотел уже поставить кувшин на огонь, как лис громко крикнул из посудины:

— Я с разбойничьего двора!

Все, кто слышал, не скрыли своих улыбок.

(с)

Перевод В.М.Алексеева.

@настроение: Очень даже...

---

...

С прискорбием вынужден сообщить, что в ближайшее время буду совсем недоступен.

Ничего серьёзного, волноваться не надо.

Нет, это не сессия. Просто технические проблемы.



В июне вернусь.

Всегда рядом.



Вернулся. Всё в порядке.

Даже раньше, чем полагал, хе-хе...

---

Уй-ё...

...переписываю конспекты по предмету, название которого всё ещё не могу назвать - спасибо внутреннему цензору -

и что же вижу:

"В 343 г. до н.э. Аристотель получил приглашение учить своего сына Александра [Македонского]"

- вот меня как-то так вот...

---

Башорговское...

Мой прекрасный и благородный Принц!

Наше волшебное зеркало перестало показывать все, что хотелось бы видеть.А следить за ситуацией в королевстве надо - враги не дремлют, понимаете сами. Как к единственному волшебнику в королевстве, обращаюсь к Вам с нижайшей просьбой - почините наше зеркало, пожалуйста. Я дам распоряжение казначею-можете в качестве вознаграждения из королевской сокровищницы взять все, что захотите - золото, серебро, бриллианты...



Forever yours,

обычная принцесса Олеся,

к сожалению, не волшебница.



Проще говоря, нам нужно каждый месяц видеть, какие новые позиции появились в каждой аптеке.



С уважением,

Куликова О.Б.

начальник отдела закупок

аптечной сети "Ромашка"

(с)

---

В преддверии семьсот тридцать пятой ночи

Ещё один переводец.
Очень люблю этот рассказ, самый, пожалуй, романтический и мечтательный, что есть у Лавкрафта.

Г.Ф.Лавкрафт
БЕЛЫЙ КОРАБЛЬ

Г.Ф.Лавкрафт
БЕЛЫЙ КОРАБЛЬ

Я Базиль Элтон, смотритель маяка «Норд Пойнт», как и мой отец, а до него — дед. Мой маяк стоит далеко от берега, возвышаясь над полузатопленными скользкими камнями, которые в прилив целиком скрываются под водой. Уже сотню лет мимо ходят величественные барки семи морей. Во времена деда их было много, при отце – уже меньше, и сейчас так мало, что порой мне кажется, будто кроме меня никого не осталось на целом свете.
Древние белопарусные корабли приходят из теплых солнечных стран на востоке, где в солнечных лучах и пряном благоухании цветут волшебные сады, и высятся прекрасные храмы. Деду об этом поведали старые мореходы , часто к нему заходившие. Он передал эти истории отцу, а отец — мне, рассказывая долгими осенними вечерами под зловещие завывания восточных ветров. Еще больше я узнал из книг, подаренных мне в юности.
Но чудеснее мудрости стариков и книг – мудрость самого океана. Лазурный, зелёный, серый, чёрный и белый, спокойный или бурливый — он никогда не молчит; всю жизнь я провёл, наблюдая за ним, и хорошо это знаю.
Поначалу он рассказывал мне простые истории о тихих пляжах и близких гаванях, но со временем проникся дружбой и поведал об ином, куда более удивительном — и отдалённом — в пространстве и во времени. Иногда в сумерках туманы, застилавшие далекий горизонт, развеивались, показывая мне странные миражи. Иногда по ночам океанские воды становились чисты и светлы и сквозь них проступало сокрытое в глубине. Это было прошлое, настоящее и будущее, то, что было, и то, что могло быть. И тем, что есть, это было тоже. Ведь океан намного старше гор, он проникнут самой памятью и снами Времён.
При полной луне, ярко светящей в небесах, с юга приходил Белый Корабль. Он быстро и легко нёсся над водами, не ведая воли волн и ветров. Его паруса и весла двигались в едином ритме. Однажды я разглядел на палубе бородатого человека в мантии и мне показалось, что он поманил меня за собой, словно приглашая следовать к далеким берегам. Потом я много раз видел его, но он более не делал мне знаков.
А в одну ночь, ответив на зов, я направился к кораблю по мосту из лунных лучей, протянувшемуся над волнами. Тот человек приветствовал меня на языке, который показался мне знакомым, и под песни гребцов, в мягком золоте лунного света, мы направились к таинственному Югу.
Яркий рассвет показал мне зелёные берега незнакомых земель, чистые и прекрасные. Из самого моря поднимались горделиво террасы, усаженные деревьями, в их зелени сияли блестящие белые крыши и колоннады удивительных храмов. Мы приблизились, и бородач рассказал мне об этой земле по имени Зар, где живут забытые грезы и думы о красотах, приходящие к человеку единожды в жизни. Когда я взглянул поверх террас, то убедился в его правоте, заметив среди видений и такие, которые уже являлись мне и в тумане за горизонтом, и в морских глубинах. Образы и фантазии, более невероятные, чем я мог бы представить; видения юных поэтов, умерших прежде, чем мир познал их мечты. Но мы не сошли на берега Зара, потому что, говорят, тот, кто ступит на них, обречён никогда больше не вернуться к родным берегам.
Белый Корабль бесшумно заскользил прочь от Зара, и мы, вглядываясь в далёкий горизонт, ждали, когда же появятся шпили великого города. Бородач рассказал мне о нём:
«В Таларионе, городе Тысячи Чудес, обретаются все загадки, с которыми столкнулся человек в своей жажде познания».
Вблизи Таларион оказался самым величественным из всех городов, что мне довелось увидеть. Шпили его храмов устремлялись в самые небеса, так что ни один человек не мог разглядеть их вершин, далеко за горизонт уходили серые грозные стены, за которыми высились изящно изукрашенные, но странные и зловещие своды. Я страстно желал взглянуть на этот манящий и одновременно отталкивающий город и заклинал капитана высадить меня на каменный пирс, ведущий к огромным резным вратам Акариеля, но он мягко отказал мне:
«Многие вошли в Таларион, город Тысячи Чудес, но никто не вернулся обратно. Лишь демоны и безумные твари, некогда бывшие людьми, ходят по его улицам, и улицы эти белы от костей тех,на кого пал взгляд призрака Латхи, который правит этим городом».
И Белый Корабль ушел от стен Талариона и много дней следовал за летящей на юг птицей, чьи блестящие перья были в тон небесам, из которых она появилась.
Затем мы подошли к радующим взгляд пестротой цветов берегам, вдаль которых, насколько хватало глаз, расстилались нагретые полуденным солнцем рощи. Из скрытых от нас жилищ доносились обрывки песен и звуки музыки, прерываемые смехом столь очаровательным, что я сам стал подгонять гребцов, жаждая скорее узреть все вблизи. Капитан не произнес ни слова, но не спускал с меня глаз, когда мы подходили к берегу. Вдруг ветер, веющий с цветущих лугов и рощ, принёс запах, от которого меня пробрала дрожь. Со следующим порывом воздух заполонил мертвенный смрад зачумлённых городов и непогребённых тел. Когда мы в ужасе удалялись от проклятого берега, капитан сказал:
«Это Зура — земля Недостижимых Удовольствий».
Вновь Белый Корабль заскользил благословенным морем, овеянный ласковыми ветрами, следом за небесной птицей. День за днём и ночь за ночью мы шли, слушая напевы гребцов, как в ту ночь, когда я оставил свой родной берег. Наконец в лунном свете мы бросили якорь в гавани Сона-Нил, оберегаемой двумя хрустальными друзами, вздымающимися из моря и образующими сверкающую арку. Это была Земля Фантазий, и мы сошли к ее зелёным берегам, пройдя по золотым лучам Луны.
В Сона-Нил нет ни времени, ни пространства, нет страдания и смерти. Я провёл много веков в этом краю, среди рощ и лугов, цветущих красочно и благоуханно, среди музыкально журчащих чистых ручьёв, среди холодных фонтанов и горделиво-прекрасных храмов, замков и городов. В Сона-Нил нет границ, и за каждым прекрасной картиной следует новая, ещё прекраснее. Народ здесь свободен, и люди прекрасны и счастливы. Все времена, что я провел здесь, я блуждал, очарованный, среди садов, в зарослях которых прятались изящные храмы, а среди душистых трав бежали белые тропы. Я всходил на пологие холмы, с вершин которых открывались дивные виды на башни в зеленых долинах и золотые купола гигантских городов, сверкающие в бесконечной дали на горизонте. Ещё я видел искрящееся в лунном свете море, и хрустальную арку, и безмятежную гавань, в которой стоял на якоре Белый Корабль.
Однажды ночью незапамятного года, разглядев на фоне Луны манящий силуэт небесной птицы, я впервые ощутил беспокойство. Тогда я поведал капитану о своем новом желании – отправиться в отдаленную Катурию, землю, в которой не бывал ни один человек, лежащую, по слухам, за базальтовыми столпами Запада. Это Край Надежды, сияющий самыми совершенными фантазиями, которые когда-либо существовали — по крайней мере, так говорят. Но бородатый капитан предостерёг меня об опасных водах, из пучин которых поднимается Катурия:
«В Сона-Нил нет боли и смерти, но кто знает, что лежит за базальтовыми столпами Запада?»
Все же следующей ночью я взошёл на борт Белого Корабля и мы, покинув счастливую гавань, направились в неизведанные воды.
Птица плыла в небесах впереди, ведя нас к столпам из базальта, но на сей раз гребцы не напевали негромко в лунном свете. Я же представлял неведомую Катурию, рисуя в воображении её прекрасные сады и дворцы, и гадал, какие ещё радости ожидают меня.
«Катурия, – убеждал я себя, – обитель богов и земля неисчислимых золотых городов. Алоэ и сандаловые деревья растут в ее лесах, похожих на цветущие рощи Камарина, и порхают там сладкоголосые птицы. На зелёных катурийских горах стоят храмы, возведенные из розового резного мрамора, украшенные фресками, скрывающие в своих дворах холодные серебряные фонтаны, в которых мелодично журчат благоухающие воды подземной реки Нарг. Города Катурии обнесены золотыми стенами, и золотом же вымощены их дороги. В садах цветут волшебные орхидеи, а ароматная вода озер скрывает коралловое или янтарное дно. По ночам на улицах и в садах зажигаются фонари, сделанные из трехцветных черепашьих панцирей, и звучат песни под мягкий перебор лютни. В Катурии не дома — дворцы — выстроенные вдоль канала, несущего ароматные воды сокровенного Нарга. Они возведены из мрамора и порфира, а кровли их, крытые золотом, отражают солнечные лучи и преумножают славу городов, ибо с далеких гор их видят благословенные божества. Прекрасней же всего дворец великого царя Дориэба, которого кто-то называет почти божеством, а кто – богом.
Царский дворец велик, и множество мраморных башен высится над его стенами. Людей привлекают его большие залы, украшенные трофеями времён. Его золотая крыша покоится на рубиновых и лазурных колоннах, а, глядя на украшающие её статуи богов и героев, кажется, будто смотришь на Олимп. Под прозрачным полом дворца течет светлый Нарг, и в водах его плещутся неведомые рыбы».
Так я описывал себе Катурию, а бородатый капитан убеждал меня вернуться в Сона-Нил. Он говорил, что Сона-Нил давно известна людям, а Катурию никто никогда не видел.
На двадцать первый день пути, следуя за птицей, мы увидели базальтовые столпы Запада. Туман окутывал их, и нельзя было разглядеть ни прохода меж ними, ни их вершин, действительно сокрытых в небесах. Вновь бородач стал убеждать меня повернуть, но я не слышал его слов — звуки песен, доносившиеся из-за тумана, влекли меня. Эти песни казались мне слаще всего, что было в Сона-Нил, и звучали они в тон моим желаниям. Ради них я шёл под луной, ради них достиг земли Фантазий. На звук Белый Корабль направился в туман. Когда же музыка стихла и развеялась дымка, мы увидели не благословенную Катурию, но ревущее бурное море. Волны подхватили наш беззащитный корабль и повлекли его к неведомой цели. Вскоре мы услышали отдалённый гром, и нашим взорам предстал недостижимый горизонт – и облако водяной пыли чудовищного водопада, которым в бесконечную пропасть низвергался океан. Тогда бородач повернулся ко мне и сказал со слезами на глазах:
«Мы отвергли благодать земли Сона-Нил, и нам не суждено больше увидеть её. Выше людей величие богов; они – победили».
Я зажмурился перед неизбежным падением и отвернулся от небесного пересмешника, парящего над краем бездны.
За громом пришла темнота, и в ней мне слышались крики людей и существ, в которых не было ничего человеческого. А когда яростный восточный ветер обдавал меня холодом, я прижимался к скользкой каменной плите, возникшей подо мной. Когда же ещё раз прогрохотал гром, я открыл глаза и понял, что стою на маяке — там же, откуда столь много времён назад начал свой путь. Внизу в темноте виднелись неясные очертания погибшего на скалах корабля, а оглядевшись, я понял, что огонь на маяке погас – впервые с тех пор, как дед стал его смотрителем.
Календарь на стене показывал то же день, что и тогда, когда я покидал маяк.
На рассвете я вышел к месту крушения, но нашёл лишь странную мёртвую птицу с лазурными перьями и расколотую ростру, что была белее верхушек волн и горного снега.
С тех пор океан не открывал мне своих тайн. И хотя полная луна часто поднималась в небеса, никогда не приходил с юга Белый Корабль.

Перевод мой, редакция  Loy Yver Korgorush, за что ей великая признательность, потому как без неё не было бы этого перевода.

@темы: Lovecraft, Uebersetzungen

---

...

 Romanson, добро пожаловать.

---

...

Море сегодня - как зеркало. Бескрайнее, чистое, ясное.

Вдалеке не сразу отличишь от неба.

---

Г.Ф.Лавкрафт

Что приносит лунный свет

Я ненавижу Луну – она пугает меня — в её лучах все, что кажется знакомым и любимым, предстает в чуждом и ужасающем виде.
В её сиянии я гулял по старому саду – призрачным летом дурманящих цветов и влажных листьев, навевавших диковинные цветные сны. С берега мелкого хрустального ручья я видел странную рябь, подернутую лунным светом, и неспокойное течение несло его тихие воды к удивительным океанам – за пределами нашего мира. Я не знал, куда стремились эти бесшумные и искристые, яркие и губительные, эти проклятые луной воды — а пьянящий ветер срывал с берегов белые цветы лотоса, и они падали беспомощно в поток, который нес их, закручивая, вдаль, под резную арку моста, и выражение их мертвых лиц было исполнено пугающей покорностью.
Сколь ни бежал я вдоль ручья, неосторожно ломая спящие цветы, испуганный неведомым чувством и привлеченный сиянием умерших цветов, сад не кончался в лунном свете. Там, где днем были стены, теперь я видел деревья и тропы, цветы и кустарник, храмы и каменные идолы, а налитый луной ручей бежал меж травянистых берегов, нырял под изящные мраморные мостики. Губы мертвых лотосов печальным шепотом звали меня за собой, и я не бежал до тех пор, пока ручей не превратился в реку и не влился среди топей и колыхавшегося камыша в волны безбрежного неведомого моря, омывавшие сияющий песок.
Ненавистная Луна сияла над этим морем, безмолвные воды которого порождали странный аромат. Глядя, как исчезают в них мертвые лотосы, я сожалел, что у меня нет с собой сетей, которыми можно было бы выловить их — чтобы узнать все тайны, которыми ведает луна ночной порой. Но когда луна опустилась к западу и волны откатились от зловещего берега, я разглядел в воде древние шпили и белые колонны, украшенные гирляндами водорослей. Почувствовав, что это место – пристанище мертвых, я расхотел говорить с лотосами.
Вдалеке над морем появился кондор — он спускался с небес на обнажившийся риф, и, приблизься он ко мне, я с радостью бы расспросил его о тех, кого когда-то знал живыми. Но он был далеко и вскоре совсем затерялся в скалах.
Мне оставалось лишь наблюдать, как отступает вслед за луною море, открывая сияющие шпили башен и крыши мертвого города. Я смотрел и смотрел, и всё труднее мне было дышать — смрад мира мертвых становился сильнее. Похоже, в этом забытом нигде собраны на поживу морским червям мертвецы со всех кладбищ мира.
Луна опустилась совсем низко, освещая страшное место, но жирным чудовищам это было безразлично. Увидев на поверхности воды рябь и вновь взмывшего в небеса кондора, я ощутил озноб, нутром почуяв ужас до того, как он предстал моим глазам.
Тому была причина: я заметил, что вода стоит очень низко, открывая большую часть рифа. И когда понял, что эта подводная скала – не что иное, как базальтовая корона идола, чудовищный лоб которого теперь был виден в тусклом лунном свете, и чьи уродливые стопы, должно быть, месили грязь на дне морском, я завыл от ужаса, и не мог остановиться, пока не поднялось из воды его лицо и не обратились ко мне его глаза, отверзшиеся, едва лишь исчезла из виду предательская желтая луна.
И чтобы избегнуть этой твари, я бросился без колебаний на обнажившееся дно, где среди поросших водорослями стен и затопленных улиц копошились черви, празднуя погибель мира.


Перевод мой, редакция  Loy Yver Korgorush, огромное ей спасибо

@темы: Lovecraft, Uebersetzungen

---

...

 Гемма, рад приветствовать.

---

Семьсот тридцатая ночь

А что значит семьсот тридцать ночей?

---

Не прошёл мимо

Боба (12:56 PM) :

да... и жили раньше, в детстве, как-то проще... веселее... ни о чем не задумываясь. просто радовались... вот почему например тени на снегу синие?

Lapshin (01:07 PM) :

потому, что рассеяние в атмосфере обратно пропорционально 4-ой степени длины волны. Это приводит к тому, что синяя часть спектра рассеивается заметно сильнее остальной.

Lapshin (01:08 PM) :

Кстати, поэтому небо - голубое, а закаты/рассветы - красные.

Lapshin (01:08 PM) :

И в тени, где прямой свет отсутствует, основным является рассеянный сине-голубой.

Боба (01:09 PM) :

п*здец...

(с)ыскано на башорге

---

Тест

По наводке  Алькор



Name / Username... Ганс-Крысолов

Вы плаваете на... бриге

По национальности вы... швед

Ваша должность... капитан

Ваше судно называется... «Санта-Мария»

Ваши паруса наполняет... попутный ветер



Симптоматично Симпатично, я скажу.

Тест здесь : http://www.kwiz.biz/showquiz.php?quizid=80168

---

Аттракционы

Они стоят на площади в центре города, неподалёку от вокзала. Раньше на площади был Ленин, но его недавно - года не прошло ещё - сняли и увезли.

До сих пор не знаю, куда.

А с Нового года на площади обосновался парк аттракционов. В нём постоянно что-то меняется, что-то привозят, что-то увозят, но всегда, изо дня в день - за редким, очень редким исключением - там шумно, ярко, что-то сверкает, крутится, движется, рычит и гремит. И всё это под грохот музыки.

Причём музыка звучит из нескольких источников, и отовсюду разная.

Шум, полагаю, сравним с космодромным. В момент старта корабля, да.

Впечатления порой просто фееричные.

Жуткое место.

@музыка: КиШ - Северный флот

@настроение: размышлительное

---

Скерцо

Просто так пришло.



***



А может быть, всё дело — в башмаках?



Уж сколько я хожу, года, года —

За мною вереницей неотрывно,

Большие и не очень города —

Всё позади, всё в стороне да мимо...

(А сколько сёл минул - не сосчитать)



Я знаю, что дорога суждена

Мне далека, трудна, давно иду я,

Туда, где не бывала ни одна

Душа живая, где лишь ветер дует...



В пустыню, в глушь, в бескрайний

Горизонт.

Куда, куда?.. За чем меня несёт?!



Ответа нет, стою на перепутье...

Уж сколько перекрёстков я прошёл!

Один, как перст, в степи, усталый путник

Дорога, братцы, это вам не шёлк.



И ветер навевает мне сомненья,

Клубится трав цветущих пряный дух,

И небеса восточные темнеют,

И...некто — возникает рядом...вдруг.



— Послушай, друг, — он обращается ко мне, —

Я за тобой слежу, и вижу: труден путь.

Тебе б остановиться, отдохнуть.

— Когда-нибудь.

— А может быть, ты хочешь повернуть?

— Не поверну, покуда прям мой путь.

— Послушай, не спеши отказ давать, постой.

Твоей дороги мне знаком секрет простой.

Тебе могу я показать, чем кончится она!

— Не пропущу ни шага я; какая суждена,

Так пусть и будет!

— Ты — безумен! — Он отступил на шаг, —

Она тобою вертит, ты простой дурак!

— У каждого она своя... —

Хотел, но не ответил я:

Здесь некто испарился в тишине,

Не дав сказать в ответ ни слова мне.



И я продолжил свой нелёгкий путь

Под шляпы с колокольцами нелепый

Трезвон, что всё зовёт куда-нибудь

Туда, где в жизни я ни разу не был.



Туда, туда, в далёкий

Горизонт.

Не нужен мне для этого

Резон —

Дорога отчего-то дорога.



...Но, может быть, всё дело — в башмаках?



H.R.

---

Из Дзюнъитиро Танидзаки:

В своих "Записках о путешествии в провинцию Ямато" Каибара Экикэн пишет: "Миятаки не водопад, как можно предположить по названию. Река Ёсино течёт здесь между огромных скал, вышиной около пяти кэн, и таких отвесных, что они похожи на стоящие ширмы. Ширина реки здесь около трёх кэн, в самом узком месте устроен мост. Река стиснута берегами и поэтому очень глубока, вид исключительной красоты". Эти строчки точно передают пейзаж, который открывался нашему взору с того места, где мы сидели. "Местные жители прыгают с этих скал в воду, — продолжает дальше Экикэн, — и выплывают ниже по течению реки. Во время прыжка руки у них прижаты к телу, ноги составлены вместе. Погрузившись в воду на целый дзё, они расставляют руки в стороны, благодаря чему всплывают". В старинном свитке "Знаменитые места Ёсино" есть иллюстрация, изображающая эту сценку. В самом деле, очертания берегов, река — всё было точь-в-точь как на той картинке. Река делает крутой поворот, поток бьётся о могучие скалы, брызжет белой пеной. Не удивительно, что каждый год плоты нередко разбиваются об эти скалы, как рассказывал нам сегодня хозяин Отани... Обычно деревенские жители удят здесь рыбу или работают поблизости в поле, а завидев путника, тотчас зовут его посмотреть на их прославленную ловкость. Прыжок с утёса пониже стоит сто мон, с утёса повыше — двести, отсюда названия "Скала Сто мон", "Скала Двести мон"... Но сейчас остались одни названия, в последнее время мало кто интересуется таким зрелищем, и занятие это постепенно сошло на нет, хотя, рассказывал хозяин Отани, в молодости он тоже видал эти прыжки.

(с)

"Лианы Ёсино"

---

Всё о том же

И это место стороной обходит сельский люд,

И суеверные твердят: "Там призраки живут!"

(с)



Так-то меня КиШ не особенно трогает, но "Проклятый старый дом", не пойму почему, мне люб...

---

Этот старый...

...добрый сатанинский панк-рок.

Крысолов слушает КиШ и ничего, забавно.

Добрые такие песни...

@музыка: КиШ - Любовь и пропеллер

@настроение: х-хех...