В преддверии семьсот тридцать пятой ночи

[rattenfanger]

Ещё один переводец.
Очень люблю этот рассказ, самый, пожалуй, романтический и мечтательный, что есть у Лавкрафта.

Г.Ф.Лавкрафт
БЕЛЫЙ КОРАБЛЬ

Г.Ф.Лавкрафт
БЕЛЫЙ КОРАБЛЬ

Я Базиль Элтон, смотритель маяка «Норд Пойнт», как и мой отец, а до него — дед. Мой маяк стоит далеко от берега, возвышаясь над полузатопленными скользкими камнями, которые в прилив целиком скрываются под водой. Уже сотню лет мимо ходят величественные барки семи морей. Во времена деда их было много, при отце – уже меньше, и сейчас так мало, что порой мне кажется, будто кроме меня никого не осталось на целом свете.
Древние белопарусные корабли приходят из теплых солнечных стран на востоке, где в солнечных лучах и пряном благоухании цветут волшебные сады, и высятся прекрасные храмы. Деду об этом поведали старые мореходы , часто к нему заходившие. Он передал эти истории отцу, а отец — мне, рассказывая долгими осенними вечерами под зловещие завывания восточных ветров. Еще больше я узнал из книг, подаренных мне в юности.
Но чудеснее мудрости стариков и книг – мудрость самого океана. Лазурный, зелёный, серый, чёрный и белый, спокойный или бурливый — он никогда не молчит; всю жизнь я провёл, наблюдая за ним, и хорошо это знаю.
Поначалу он рассказывал мне простые истории о тихих пляжах и близких гаванях, но со временем проникся дружбой и поведал об ином, куда более удивительном — и отдалённом — в пространстве и во времени. Иногда в сумерках туманы, застилавшие далекий горизонт, развеивались, показывая мне странные миражи. Иногда по ночам океанские воды становились чисты и светлы и сквозь них проступало сокрытое в глубине. Это было прошлое, настоящее и будущее, то, что было, и то, что могло быть. И тем, что есть, это было тоже. Ведь океан намного старше гор, он проникнут самой памятью и снами Времён.
При полной луне, ярко светящей в небесах, с юга приходил Белый Корабль. Он быстро и легко нёсся над водами, не ведая воли волн и ветров. Его паруса и весла двигались в едином ритме. Однажды я разглядел на палубе бородатого человека в мантии и мне показалось, что он поманил меня за собой, словно приглашая следовать к далеким берегам. Потом я много раз видел его, но он более не делал мне знаков.
А в одну ночь, ответив на зов, я направился к кораблю по мосту из лунных лучей, протянувшемуся над волнами. Тот человек приветствовал меня на языке, который показался мне знакомым, и под песни гребцов, в мягком золоте лунного света, мы направились к таинственному Югу.
Яркий рассвет показал мне зелёные берега незнакомых земель, чистые и прекрасные. Из самого моря поднимались горделиво террасы, усаженные деревьями, в их зелени сияли блестящие белые крыши и колоннады удивительных храмов. Мы приблизились, и бородач рассказал мне об этой земле по имени Зар, где живут забытые грезы и думы о красотах, приходящие к человеку единожды в жизни. Когда я взглянул поверх террас, то убедился в его правоте, заметив среди видений и такие, которые уже являлись мне и в тумане за горизонтом, и в морских глубинах. Образы и фантазии, более невероятные, чем я мог бы представить; видения юных поэтов, умерших прежде, чем мир познал их мечты. Но мы не сошли на берега Зара, потому что, говорят, тот, кто ступит на них, обречён никогда больше не вернуться к родным берегам.
Белый Корабль бесшумно заскользил прочь от Зара, и мы, вглядываясь в далёкий горизонт, ждали, когда же появятся шпили великого города. Бородач рассказал мне о нём:
«В Таларионе, городе Тысячи Чудес, обретаются все загадки, с которыми столкнулся человек в своей жажде познания».
Вблизи Таларион оказался самым величественным из всех городов, что мне довелось увидеть. Шпили его храмов устремлялись в самые небеса, так что ни один человек не мог разглядеть их вершин, далеко за горизонт уходили серые грозные стены, за которыми высились изящно изукрашенные, но странные и зловещие своды. Я страстно желал взглянуть на этот манящий и одновременно отталкивающий город и заклинал капитана высадить меня на каменный пирс, ведущий к огромным резным вратам Акариеля, но он мягко отказал мне:
«Многие вошли в Таларион, город Тысячи Чудес, но никто не вернулся обратно. Лишь демоны и безумные твари, некогда бывшие людьми, ходят по его улицам, и улицы эти белы от костей тех,на кого пал взгляд призрака Латхи, который правит этим городом».
И Белый Корабль ушел от стен Талариона и много дней следовал за летящей на юг птицей, чьи блестящие перья были в тон небесам, из которых она появилась.
Затем мы подошли к радующим взгляд пестротой цветов берегам, вдаль которых, насколько хватало глаз, расстилались нагретые полуденным солнцем рощи. Из скрытых от нас жилищ доносились обрывки песен и звуки музыки, прерываемые смехом столь очаровательным, что я сам стал подгонять гребцов, жаждая скорее узреть все вблизи. Капитан не произнес ни слова, но не спускал с меня глаз, когда мы подходили к берегу. Вдруг ветер, веющий с цветущих лугов и рощ, принёс запах, от которого меня пробрала дрожь. Со следующим порывом воздух заполонил мертвенный смрад зачумлённых городов и непогребённых тел. Когда мы в ужасе удалялись от проклятого берега, капитан сказал:
«Это Зура — земля Недостижимых Удовольствий».
Вновь Белый Корабль заскользил благословенным морем, овеянный ласковыми ветрами, следом за небесной птицей. День за днём и ночь за ночью мы шли, слушая напевы гребцов, как в ту ночь, когда я оставил свой родной берег. Наконец в лунном свете мы бросили якорь в гавани Сона-Нил, оберегаемой двумя хрустальными друзами, вздымающимися из моря и образующими сверкающую арку. Это была Земля Фантазий, и мы сошли к ее зелёным берегам, пройдя по золотым лучам Луны.
В Сона-Нил нет ни времени, ни пространства, нет страдания и смерти. Я провёл много веков в этом краю, среди рощ и лугов, цветущих красочно и благоуханно, среди музыкально журчащих чистых ручьёв, среди холодных фонтанов и горделиво-прекрасных храмов, замков и городов. В Сона-Нил нет границ, и за каждым прекрасной картиной следует новая, ещё прекраснее. Народ здесь свободен, и люди прекрасны и счастливы. Все времена, что я провел здесь, я блуждал, очарованный, среди садов, в зарослях которых прятались изящные храмы, а среди душистых трав бежали белые тропы. Я всходил на пологие холмы, с вершин которых открывались дивные виды на башни в зеленых долинах и золотые купола гигантских городов, сверкающие в бесконечной дали на горизонте. Ещё я видел искрящееся в лунном свете море, и хрустальную арку, и безмятежную гавань, в которой стоял на якоре Белый Корабль.
Однажды ночью незапамятного года, разглядев на фоне Луны манящий силуэт небесной птицы, я впервые ощутил беспокойство. Тогда я поведал капитану о своем новом желании – отправиться в отдаленную Катурию, землю, в которой не бывал ни один человек, лежащую, по слухам, за базальтовыми столпами Запада. Это Край Надежды, сияющий самыми совершенными фантазиями, которые когда-либо существовали — по крайней мере, так говорят. Но бородатый капитан предостерёг меня об опасных водах, из пучин которых поднимается Катурия:
«В Сона-Нил нет боли и смерти, но кто знает, что лежит за базальтовыми столпами Запада?»
Все же следующей ночью я взошёл на борт Белого Корабля и мы, покинув счастливую гавань, направились в неизведанные воды.
Птица плыла в небесах впереди, ведя нас к столпам из базальта, но на сей раз гребцы не напевали негромко в лунном свете. Я же представлял неведомую Катурию, рисуя в воображении её прекрасные сады и дворцы, и гадал, какие ещё радости ожидают меня.
«Катурия, – убеждал я себя, – обитель богов и земля неисчислимых золотых городов. Алоэ и сандаловые деревья растут в ее лесах, похожих на цветущие рощи Камарина, и порхают там сладкоголосые птицы. На зелёных катурийских горах стоят храмы, возведенные из розового резного мрамора, украшенные фресками, скрывающие в своих дворах холодные серебряные фонтаны, в которых мелодично журчат благоухающие воды подземной реки Нарг. Города Катурии обнесены золотыми стенами, и золотом же вымощены их дороги. В садах цветут волшебные орхидеи, а ароматная вода озер скрывает коралловое или янтарное дно. По ночам на улицах и в садах зажигаются фонари, сделанные из трехцветных черепашьих панцирей, и звучат песни под мягкий перебор лютни. В Катурии не дома — дворцы — выстроенные вдоль канала, несущего ароматные воды сокровенного Нарга. Они возведены из мрамора и порфира, а кровли их, крытые золотом, отражают солнечные лучи и преумножают славу городов, ибо с далеких гор их видят благословенные божества. Прекрасней же всего дворец великого царя Дориэба, которого кто-то называет почти божеством, а кто – богом.
Царский дворец велик, и множество мраморных башен высится над его стенами. Людей привлекают его большие залы, украшенные трофеями времён. Его золотая крыша покоится на рубиновых и лазурных колоннах, а, глядя на украшающие её статуи богов и героев, кажется, будто смотришь на Олимп. Под прозрачным полом дворца течет светлый Нарг, и в водах его плещутся неведомые рыбы».
Так я описывал себе Катурию, а бородатый капитан убеждал меня вернуться в Сона-Нил. Он говорил, что Сона-Нил давно известна людям, а Катурию никто никогда не видел.
На двадцать первый день пути, следуя за птицей, мы увидели базальтовые столпы Запада. Туман окутывал их, и нельзя было разглядеть ни прохода меж ними, ни их вершин, действительно сокрытых в небесах. Вновь бородач стал убеждать меня повернуть, но я не слышал его слов — звуки песен, доносившиеся из-за тумана, влекли меня. Эти песни казались мне слаще всего, что было в Сона-Нил, и звучали они в тон моим желаниям. Ради них я шёл под луной, ради них достиг земли Фантазий. На звук Белый Корабль направился в туман. Когда же музыка стихла и развеялась дымка, мы увидели не благословенную Катурию, но ревущее бурное море. Волны подхватили наш беззащитный корабль и повлекли его к неведомой цели. Вскоре мы услышали отдалённый гром, и нашим взорам предстал недостижимый горизонт – и облако водяной пыли чудовищного водопада, которым в бесконечную пропасть низвергался океан. Тогда бородач повернулся ко мне и сказал со слезами на глазах:
«Мы отвергли благодать земли Сона-Нил, и нам не суждено больше увидеть её. Выше людей величие богов; они – победили».
Я зажмурился перед неизбежным падением и отвернулся от небесного пересмешника, парящего над краем бездны.
За громом пришла темнота, и в ней мне слышались крики людей и существ, в которых не было ничего человеческого. А когда яростный восточный ветер обдавал меня холодом, я прижимался к скользкой каменной плите, возникшей подо мной. Когда же ещё раз прогрохотал гром, я открыл глаза и понял, что стою на маяке — там же, откуда столь много времён назад начал свой путь. Внизу в темноте виднелись неясные очертания погибшего на скалах корабля, а оглядевшись, я понял, что огонь на маяке погас – впервые с тех пор, как дед стал его смотрителем.
Календарь на стене показывал то же день, что и тогда, когда я покидал маяк.
На рассвете я вышел к месту крушения, но нашёл лишь странную мёртвую птицу с лазурными перьями и расколотую ростру, что была белее верхушек волн и горного снега.
С тех пор океан не открывал мне своих тайн. И хотя полная луна часто поднималась в небеса, никогда не приходил с юга Белый Корабль.

Перевод мой, редакция  Loy Yver Korgorush, за что ей великая признательность, потому как без неё не было бы этого перевода.